Российский и советский поэт и писатель.
Плотицын Виктор Николаевич
Родился 5 октября 1952 года в Николаевске-на-Амуре.
Песни
"Возвращайся к началу" (А. Соловьёв - В. Плотицын) 1987
"Всё, что было" ( С. Касторский - В. Плотицын) 1993
"Мама не приходит" (А. Соловьёв - В. Плотицын) 1987
"Сцена" (С. Касторский - В. Плотицын) 1987
"Желаю удачи" (В.Калле - В.Плотицын) 2012
Закончил Дальневосточный государственный университет (специальность — русский язык и литература), служил в армии (1974—1976 гг.). После окончания аспирантуры в Ленинградском государственном университете защитил кандидатскую диссертацию «Новая лексика иноязычного происхождения в современном русском литературном языке» (1983 г.). Работал преподавателем университета и научным сотрудником Института языкозания АН СССР. С 1990 года — на литературной работе.
Редактор всероссийского юмористического журнала «Вокруг смеха». Печатался в различных газетах и журналах: «Литературная газета», «Крокодил», «Комсомольская правда», «Работница», «Московские ведомости», «Крестьянка» и других. Автор сюжетов для киножурнала «Фитиль».
Неоднократный победитель литературных и песенных конкурсов и фестивалей:
Дважды лауреат Всероссийского конкурса «Песня года» (в 1994 г. – а стихи в песне «Всё, что было» в исполнении Эдиты Пьехи, в 1996 году — за стихи песни «Зайка моя» в исполнении Филиппа Киркорова и Аллы Пугачевой).
Лауреат премии «Золотой телёнок» «Литературной газеты» (2004 г.).
Выпустил три книги:
«Держи хвост морковкой», Саров, 2000 г.
«Зайка моя», СПб, 2005 г.
«Чёрным по жёлтому», М., СПб, 2008 г.
И две аудиокиги в авторском исполнении:
«Держи хвост морковкой» – 2009 г.
«Лауреаты» – 2011 г.
Эту песню я исполнял на концерте Эдиты Пьехи в Кремлевском концертном зале 19 марта 2010 года, где был гостем. Там же мы с Эдитой Станиславовной дуэтом исполняли песню "Только мы". К сожалению, телевизионная версия концерта так и не была показана (съёмку вела компания РТР). А воспоминания остались...
ЭДИТА ПЬЕХА
Небольшое, но нужное предисловие.
Приведенный ниже текст – это отрывки из моей повести «Лауреаты», изданной в Санкт-Петербурге в 2005 году. Там, по воле автора, герои как бы зашифрованы, скрыты под придуманными фамилиями.
Я сделал это, потому что четко осознавал: история занимается тем, что было, а литература – тем, что могло бы быть. И люди, о которых я писал, в жизни обычно не совсем такие – они были такими лишь в моменты, когда я их видел. Моменты, которые гораздо короче остальной жизни..
В данных отрывках из повести придуманные фамилии вновь заменены на настоящие.
Надеюсь, мои герои на меня не обидятся…
Повествовать об этой певице для меня жутко сложно. В силу ряда причин. Во-первых, я так и не понял, какая она. Потому что, как любая Женщина (с большой, естественно, буквы), она разная. Рассудительная и легкомысленная, кокетливая и недоступная, раскованная и замкнутая. И та, с которой я общался в определенные моменты, не обязательно настоящая. Я ведь тоже благодарная публика, перед которой можно играть.
Во-вторых, Пьеха давно и прочно стала человеком-легендой. И не хотелось бы наживаться на капитале ее заслуженной славы. В смысле высвечивания личных подробностей, кто от кого ушел и к кому прибился. Тем более, что существует непотопляемая когорта газетных авторов, которые прекрасно с этим справляются и без меня. Раз уж так вышло, что у певицы громадное количество верных поклонников. И все они с интересом глотают практически любые дежурные сплетни.
Помню, в кабинете редактора одного из отделов «Санкт-Петербургских ведомостей» на специальном стенде красовалась газетная вырезка, озаглавленная «Аромат Эдиты Пьехи». О новых духах, названных в честь данной российской знаменитости. Заголовок в последнюю минуту успели переделать. А вырезанную из сигнального экземпляра статью повесили на стенку в назидание пишущей братии.
И, наконец, главное. Мне нравится то, что она делает. Я уважаю в ней профессионала. Я влюблен в нее как в женщину. Немножко абстрактно, с хмельной сумасшедшинкой и даже с легкой ревностью. То есть я никак не могу быть беспристрастным.
Наверное, лучше начать совсем издалека.
Я вырос в глубокой, как Мариинская впадина, провинции. Фрагмент детских воспоминаний: начальная школа, перемена, две девочки верхом на парте. Уверенно копируя еще непривычный зарубежный акцент, они поют: «Снежана, Снежана, Снежана…»
Сейчас любой мелкий кабацкий певец из Пырловки, что под Нижней Горловкой, убежден в личной художественной неповторимости. Он уверенно подгоняет репертуар к своему исключительно популярному в Пырловке имиджу. То есть, выражаясь знаменитыми словами поэта, он не делает под Маяковского, а делает под себя.
Во время моего взрастания кайф музыкантов был совершенно иным. Он заключался в стремлении передать оригинал с фотографической точностью. Снять, как говорится, один к одному. Это считалось высшим достижением.
Пьехинский супершлягер «Наш сосед» прокатился по стране, как лавина. Необычная интонация артистки тиражировалась безымянными исполнительницами на каждой танцплощадке и в любом ресторане. Ее голос на тот момент стал народным. Как когда-то голос Утесова. Или, позже, Высоцкого. Наверное, это и есть высшее признание.
Вживую я впервые увидел ее во Владивостоке. Году в семидесятом – семьдесят первом. Она давала концерты на сцене местного ДК. Запомнилось несметное количество ребят – подпевал и оркестрантов. А также розовое платье и огромные, невыразимо прекрасные глаза.
Мое первое знакомство с певицей ни к чему не привело.
Я тогда плотно работал с композитором Женей Рушанским. А Пьеха только-только записала на пластинку его песню «За все цветы спасибо». И Женя жаждал развить успех, подсунув ей что-нибудь из наших замечательных совместных творений. И взяв меня с собой в качестве восторженного поклонника.
За кулисами любого концерта торчит куча народа, не имеющего прямого отношения к данному сценическому действу. Это знакомые артистов, знакомые знакомых и те, кто пока не успел познакомиться. Все они просачиваются через служебный вход. По спискам, приглашениям, телефонным звонкам или просто заморочив голову вахтеру. Последнее предстояло совершить и нам с Женей.
Я очень волновался. Настолько, что даже заикнулся о покупке цветов. Учитывая зимнее время года, такой поступок был равносилен крупному денежному подвигу. Который Женя с полной готовностью переложил на мои финансово неокрепшие плечи.
Из соображений экономии я дальновидно приобрел букет в магазине. Тем более, что по виду он мало чем уступал рыночному. Пока находился на прилавке. А на полпути к театру эстрады вдруг начал осыпаться. И Женя, поджидавший меня на задворках театра, глянул на цветы с большим сомнением. Потом аккуратно завернул их в газету и сунул к себе в портфель.
– Такие лучше вообще не дарить. Ладно, там посмотрим…
Вахтерша нас пустила практически без скрипа. Вероятно потому, что мы совершенно машинально вытерли ноги. То есть показали свою интеллигентность и масштабы таланта.
Служебного буфета в театре эстрады нет, так что мы, не отвлекаясь, дождались финального падения занавеса и с трепетом ступили на сцену.
Музыканты оживленно собирали манатки. Пьеха и музрук ансамбля Григорий Клеймиц что-то обсуждали у рояля. Женя осторожно поздоровался и неубедительно представил меня как вполне живого поэта. Певица без интереса кивнула и, узнав о цели нашего визита, поспешила удалиться:
– Мне сейчас некогда, пусть Гриша оценит, он знает, что мне надо…
А Клеймиц, обреченно выслушав Женино исполнение, объяснил, что решать все равно не ему.
– Вроде ничего. Главное, чтоб Эдите понравилось. Оставь клавир, мы с ней потом посмотрим.
Без радости встретились, без горя распрощались. На выходе Женя вспомнил про злополучные цветы. И с гусарским великодушием подарил остатки букета вахтерше. Чтоб старушка не думала, что активная жизнь окончена, и сюрпризов уже не будет.
В общем, наша первая встреча в душе Эдиты Станиславовны заметного следа не оставила. Да и та песня, кстати, в конце концов была отвергнута.
Следующее свидание состоялось через несколько лет. По инициативе композитора Сергея Касторского. Пьеха доверила ему написать музыку к документальному фильму о ее жизненном пути. И Сережа предложил под это дело сварганить песню. Чтоб она отражала трудную судьбу народной артистки. Почему в соавторы он выбрал именно меня – загадка. Мы еще никогда не работали вместе. Видно, чем-то я ему приглянулся или просто случайно оказался под рукой.
Короче говоря, Сережа потащил меня к Пьехе домой. Набираться оригинальных творческих идей.
Новое знакомство прошло по полной программе. Еще в коридоре Сережа начал с комплиментов:
– Эдита Станиславовна, это будет моя лучшая песня. Потому что я вас очень люблю. Я считаю вас певицей номер один в Союзе.
Пьеха согласно склонила голову.
– Спасибо, Сережа. Я, кстати, слышала от кого-то, что то же самое вы говорили Маше Пахоменко.
Мне Эдита Станиславовна загадочно-чарующе улыбнулась. И протянула руку для поцелуя.
Потом-то я бывал в этой квартире довольно часто – и с Касторским, и без него. А тогда смотрел на обстановку, как прапорщик Рукосуйко на вверенный дамский контингент. Запоминал расположение комнат, цвет обоев и прочие до предела существенные детали. Я знал, что мне предстоит подробный инвентарный отчет перед женой и ее сгорающими от любопытства подругами.
Домработница спешно накрыла стол. С четким разделением блюд. Для гостей – водка, коньяк, жареное мясо и обилие всяких деликатесов. Хозяйке предназначались невзрачного вида тушеные овощи и рюмка сухого вина – на весь вечер. Красота требовала неукоснительного строжайшего самопожертвования.
Мы ели, пили, слушали музыку и говорили, говорили, говорили…
В отличие от большинства современных исполнителей, Пьеха сама песен не пишет. Но участвует в их создании на все сто девяносто восемь процентов. Придумывает сюжеты, безжалостно требуя подгонять сочиненное под нужный образ. Она здорово генерирует идеи. Так что работать с ней, как говорится, трудно, но интересно. Можно лишний раз проверить себя на уровне самого что ни на есть высокого профессионализма.
Тот вечер можно считать датой рождения первой нашей с Касторским песни «Сцена». Поскольку на свет появилась идея. А все остальное, в том числе слова и музыку, мы мучительно доделывали на ходу.
Вообще, у каждого произведения своя судьба. Бывает, что сначала ты его проталкиваешь, а потом оно тянет тебя за собой. Благодаря «Сцене» я первый (и пока единственный) раз снялся в кино. В роли талантливого себя.
Это была претендующая на гениальность режиссерская задумка. Через весь фильм проходит эпизод репетиции. Певица, музыканты и торчащие под боком авторы полезными и своевременными советами помогают друг другу в творческом поиске. Репетиция постоянно разбавляется хроникой жизни Эдиты Станиславовны. В финале песня наконец-то звучит как надо. Все довольны, всем спасибо.
Снимать запланировали в павильоне студии документальных фильмов. Недалеко от Исаакиевской площади. Участников обязали явиться к одиннадцати часам.
Я еще не ведал специфики киноискусства. Не знал, что если назначили на одиннадцать, то начнут не раньше двух. Потому что надо выставить свет. И отрегулировать работу аппаратуры. А также решить массу мелких организационных проблем, связанных с душевным и физическим состоянием тех, кто все это должен делать.
Касторский предусмотрительно захватил с собой очередного приятеля.
– Знакомься. Мой хороший друг Леня.
Я осторожно пожал вялую ладонь.
– Он миллионер, – сообщил Касторский. – Два месяца сидел в Крестах. А потом откупился.
В те советские годы миллионеры были редкостью. Время от времени их отлавливали и шумно клеймили в газетах. Чтоб народ лучше понимал, как именно жить нельзя.
Я посмотрел на Леню с уважением. Он выглядел неброско, но вполне добротно. И впечатление производил.
Через полчаса мы уяснили, что съемка откладывается. Пьеха и режиссер пока не появлялись. Рабочий гул павильона создавали ничего не решающие помощники и ассистенты.
– Надо перекусить, – уверенно предложил Касторский. – Время к полудню, а я трезв, как скотина. Леня, ты, надеюсь, оплатишь наш завтрак?
Леня безразлично склонил голову.
Момент прибытия главных действующих лиц мы встретили нагруженными до полной кондиции. Так что сам акт съемки я помню смутно. Пьеху, меня и Касторского сгруппировали вокруг рояля. Мы должны были с умным видом что-то обсуждать. Вместо слов предполагалась музыкальная заставка.
Режиссеру долго не нравились наши позы и жесты. Я для него выглядел слишком скованным. Касторский недостаточно убедительно терзал клавиши.
– Энергичнее, энергичнее! Больше запальчивости. Вы сейчас вкладываете душу, чтоб песня ожила! Будьте естественными!
Сережа вдохновенно улыбнулся в нацеленный для очередного дубля объектив:
– Как вы меня зае…али!
– Стоп! Снято! – обрадованно скомандовал режиссер.
Я потом видел этот фильм. Сцену у рояля показывали три четверти секунды. Причем от меня на экране остался только рукав свитера. Правда, я сумел каким-то образом засветиться в совершенно постороннем эпизоде. И тоже рядом с Эдитой Станиславовной. Так что в целом кинодебют следовало признать удачным.
Виктор Плотицын
08.02.2012
