"Огромное небо"
Муз.Оскар Фельцман, сл.Роберт Рождественский

Песня была написана по «горячим следам» события, которое произошло 6 апреля 1966 года в Группе советских войск в Германии. Тогда у истребителя, которым управляли капитан Борис Капустин и старший лейтенант Юрий Янов, внезапно заглохли оба двигателя, и самолет должен был упасть на один из густонаселенных районов Берлина. Однако, советские летчики сумели увести самолет за черту города и он упал в озеро, за городом. Оба летчика погибли. Об этом событии была напечатана небольшая заметка в газете. Поэт Робет Рождественский, практически ровесник лётчиков, написал стихотворение и обратился к композитору Оскару Фельцману положить его на музыку. Позднее об этом сам Оскар Борисович вспоминал: «Роберт Рождественский рассказал мне о замысле новой песни. Толчком к её созданию послужило подлинное жизненное событие. О нём писали в газетах, говорили по радио. Я знал об этом подвиге, но рассказ Рождественского воскресил его с новой силой. На следующий день нами была написана баллада „Огромное небо“
Свою песню Оскар Фельцман вначале предлагал исполнителям-мужчинам – Юрию Гуляеву, Муслиму Магомаеву, Иосифу Кобзону, с которыми композитора связывали давние творческие отношения.
В 1968 году песня в аранжировке Александра Броневицкого появилась в репертуаре Эдиты Пьехи и ансамбля «Дружба». В том же году, на IX Всемирном фестивале молодёжи и студентов в Софии песня «Огромное небо» получила сразу  несколько наград: золотую медаль и первое место на конкурсе политической песни, золотую медаль за исполнение и стихи, а также серебряную медаль за музыку. Так случилось, что в день награждения Эдита Станиславовна отмечала свой день рождения, и лучшего подарка, чем первая в её жизни золотая медаль, трудно было ожидать.
Эдита Пьеха: «Многие мои песни рождены жизнью. «Огромное небо» - одна из них.
Песня давалась трудно. Сан Саныч ходил и очень долго не знал, какую аранжировку сделать. У Фельцмана начинается: «Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя…» - как вальсочек. И вот Шура играет, играет, а я все хожу и слушаю. «Шура, это все не то! Это баллада. Это воспоминание».
Трактовка «Огромного неба» родилась у меня в сердце, я ее увидела в реальных событиях. Это была не режиссура, я просто «нарисовала»  Сан Санычу, как это было: они жили, летали, дружили. Вначале  радость, про летчиков: «Об этом, товарищ, не вспомнить нельзя, в одной эскадрилье служили друзья...» Это речитатив. Потом мужской вокализ - это Броневицкий придумал.
И дальше пошло - «Летали, дружили в небесной дали,  рукою до звезд дотянуться могли...» Тут идет нагнетание и ансамбль поддерживает - «Стрела самолета рванулась с небес, и вздрогнул от взрыва березовый лес…» -  И я кричу, и ансамбль кричит! И свет, и звук! И… пауза, драматическая пауза... Огромная!
Я сказала: «Они взорвались, Шура! Они взорвались! Все! И сейчас надо, - я говорю, - как будто их хоронить…  Как это сделать в музыке?!»
Он сказал: «Все, знаю-знаю! Здорово! Так и будет! У нас еще реквием будет в конце под одну бас-гитару - «В могиле лежат посреди тишины...»
И там в конце протест - «Огромное небо, огромное небо...»
В общем, все получилось как мини-спектакль.
Понимаете, это трактовка песни, она была очень реальной. Мне даже писали письма: «Неужели вы побывали в авиационной катастрофе?» Нет, я просто себе представила все это… Я так это увидела, услышала,  мне показалось, что я с ними была вместе. А иначе нельзя. Каждую песню я пою от своего лица
Один из музыкальных критиков написал: «Самое мужское исполнение песни Фельцмана на стихи Рождественского «Огромное небо»,  - это исполнение Пьехи». Я бы сказала - не мужское, а человеческое.
Вот уже более сорока лет эта замечательная  песня в моем репертуаре.»